Предыдущие выпуски смотрите здесь

От ведущих конкурса

Грачева. Ну вот, добрались мы до последней части — прощаемся с зоной. Причем — с любовью. То есть, не с любовью к зоне, конечно (упаси Бог!), а с сюжетами, так или иначе связанными с этим теплым и вполне весенним чувством. Есть тут и песни, и даже настоящая «Love story». Понятное дело — к Женскому дню.

Варсегов. Не будем говорить о прощании, оглядываясь на строфу из тех же записок Пентегова: «Открыта дверь всегда в тюрьме для нас». Имею в виду дальнейшие литературные подвижки данного автора или других на лагерную тему.

Ну а пока что скажем спасибо Дмитрию Пентегову, пожелаем ему успехов творческих и прочтем вот эту заключительную часть.

ДМИТРИЙ ПЕНТЕГОВ

ЗОНА (часть 3, заключительная)

О русском шансоне

Люблю иногда послушать шансон. Но только: или стилизованный (Высоцкий, Шуфутинский и т.д.), или чтобы текст был написан со знанием дела (например, с удовольствием послушал в маршрутке песню, в которой были строки «После шмона водкой и не пахнет, Если обшманали кумовья»). Ещё Новиков вот писал песни о местах не столь отдалённых (да, кажется, так ему это всё ныне обрыдло, что и сочинять перестал). Не сидевший ни дня «Лесоповал», благодаря стихам и руководству покойного Михаила Танича очень достойно смотрится (хотя тексты не всегда современны). А в остальном – хоть радио «Шансон» не включай.

Ну взять вот хотя бы группу, назвавшую себя в честь одного из московских следственных изоляторов. Усиленно косят под блатных, смахивая при этом на зоновского парикмахера со старшим поваром, а уж в песнях такую ахинею несут! Там у них лирический герой просит шнырей хотя бы неделю листья с запретки не подметать.

Господи ты боже мой! Да кто ж уборщиков пустит топтаться с метлами на контрольно-следовой полосе! Да и откуда на неё столько листьев может нападать? В зоне деревья не растут, а вокруг зоны на много метров всё спилили – режимные требования, ёшкин кот!

А запретку, к Вашему сведению, не подметают, а вспахивают. И нужен для этого не шнырь с метлой, а один зек, лошадь, небольшой плуг и контролёр с дубинкой и «Черёмухой», чтоб рядом с зеком ходил, пока тот работает. А то автоматчик на вышке не дай Бог подумает, что зек в побег собрался.

В общем, нету у нас русского шансона! Выродился!

Старые песни на тюремный лад

(Музыкальная пауза – 1)

Тюремный вальс

(на мотив «Когда уйдём со школьного двора»)

Когда придёт к концу и этот срок, Когда опять пора освобождаться, Привычный покидая уголок, Мы в сотый раз дадим себе зарок, Что вновь сюда не станем возвращаться. Когда придёт к концу и этот срок…

Ты обойдёшь в последний раз отряд — И проходняк свой тоже не забудешь. О, сколько раз его шмонал наряд! Но спрятанные карты всё лежат. И если вдруг ты вновь сюда прибудешь, То в них сыграть ты позовёшь ребят.

Открыта дверь всегда в тюрьме для нас, Поэтому не стоит с ней прощаться! Вернёмся, может быть, ещё не раз, — Так скажем ‘До свиданья’ ей сейчас. Ведь от тюрьмы не надо зарекаться. Вернёмся, может быть, ещё не раз… Вернёмся мы сюда ещё не раз.

Написано в 1998 г.

Чем можно поощрить осужденного

Вряд ли читатели знают о том, как официально можно наказать и чем поощрить осужденного.

Начнём с поощрений. В старые времена все осужденные были обеспечены работой, заработок начислялся в бухгалтерии на их лицевые счета (на руки давать деньги зекам запрещено). И тогда, и сейчас, два-три раза в месяц по графику осужденные отряда могли посетить ларёк и купить там чай, сигареты, что-нибудь из консервов, конфеты, апельсины, ручки, тетрадки и т.д. Продавец отоваривала, бухгалтер сидела рядом и списывала сумму с лицевого счёта. Но потратить можно было не весь заработок (точнее, ту его часть, которая осталась после вычета за вещ. довольствие, питание и т.д.), а только то ли 20%, то ли 25%. Поэтому одной из форм поощрения был ежемесячный приказ начальника колонии со списком тех, кому разрешено потратить в ларьке дополнительно 15% от заработка.

Кстати, без ограничения можно было выписывать газеты и журналы и заказывать книги по почте (сейчас тоже можно). Часто в период подписной кампании начальники отрядов «прощали» жуликам всякие мелкие нарушения в обмен на то, что провинившийся подпишется на газету «Правда» (у замполита был план по подписке).

Ещё поощрения – разрешение дополнительного свидания (длительного или краткосрочного), или посылки/передачи. Также существовало и существует объявление благодарности. Буквально за один квартал до моего прихода на службу в колонии прекратили поощрять осужденных денежными премиями (которые, конечно, также зачислялись на лицевые счета).

За хорошее поведение, участие в общественной жизни колонии по прошествии определенного законом срока (1/2 или 2/3 от срока наказания – зависит от тяжести статьи) администрация может ходатайствовать перед судом о предоставлении осужденному условно-досрочного освобождения (а может и возражать).

А в постсоветское время появилась ещё одна мощнейшая форма поощрения – предоставление ежегодного оплачиваемого отпуска (он у жуликов по закону – 12 рабочих дней) с выездом за пределы исправительного учреждения!

Представляете: сидеть ему ещё года три, например, а он вполне законно может раз в год ездить домой и проводить там две недели практически как свободный гражданин (нужно только отметиться в милиции по прибытии и перед отъездом). Самое сложное при этом, конечно же – вернуться. И хотя в отпуск с выездом отправляют только самых-самых надёжных, но бывает по-всякому…

Отпуск с выездом…

Как правило, зеки из отпуска с выездом всё-таки возвращаются, иначе эта форма поощрения отпала бы сама собой. Но время от времени кто-нибудь не доезжает-таки до «знакомой проходной». И тогда всему личному составу колонии – усиленный вариант несения службы (дополнительные часы никак не оплачиваются), поездки в какие-то тьмутаракани в рамках розыскных мероприятий (ни разу не слышал, чтобы удалось при этом жулика изловить, но подобная суета, по крайней мере, мешает ему воспользоваться помощью ближайших друзей и родственников, хотя тоже не всегда). Тринадцатая зарплата «режется». Всем, кто как-то причастен, щедро раздаются выговоры.

Потом, через месяц-полтора, усиление снимают (ввиду его дальнейшей бесполезности), жизнь сотрудников колонии входит в обычную колею, а ещё месяца через два-три милиция случайно ловит горе-бегуна в ходе какой-нибудь своей облавы, и он, после суда и добавки срока, торжественно возвращается в колонию.

Для начала его пару раз за какие-нибудь нарушения сажают в ШИЗО, потом злость сотрудников стихает, забываются бессонные ночи в засадах, и жулика оставляют в покое. Только в отпуск с выездом он, конечно, больше не поедет. Никогда.

Был у нас и другой случай. Жулик отдохнул на родине, час в час прибыл к воротам колонии, продолжил примерно отбывать оставшийся срок наказания. А потом приехал следователь для его допроса. Оказалось, во время отпуска приятели уговорили осужденного «немного заработать», и он вместе с ними делал «гоп-стоп» на трассе – с оружием в руках останавливали и грабили машины. Долго же потом ждал присвоения очередного звания «капитан» его начальник отряда!

Ну и случай, который был не у нас. Его подробно описали в обзорном приказе по управлению. Зек мирно отгулял отпуск в своей деревне, приехал обратно на несколько часов раньше срока, и – понять его можно – не стал спешить заходить в зону, а решил последние пару часов побыть на воле. Его видела масса сотрудников, здоровались с ним, спрашивали: «Ну как отдохнул?» и т.д. и т.п. Он всем отвечал «Хорошо!», улыбался, и говорил, что сейчас зайдёт в зону. И, в конце концов, так и не зашёл. Поэтому в том приказе так и написали, что если уж приехал зек из отпуска, то сразу ведите его в зону, от греха подальше!

Возвращаются зеки, как правило, под хмельком, но это явно не тот случай, чтобы за это наказывать. Все мы люди, все мы человеки. Приехал – и хорошо! Просто отлично!

Ещё немного про отпуск с выездом за пределы ИК

Выезд за пределы колонии может быть разрешён осужденному не только на время ежегодного отпуска, но и на похороны кого-нибудь из близких родственников. Но из-за небезосновательных опасений возможного «невозврата», предоставляется он крайне редко. Обычно осужденным отказывают на том основании, что телеграмма не заверена главврачом центральной районной больницы и начальником местной милиции (эти два должностных лица жёстко прописаны в Уголовно-исполнительном кодексе).

Но иногда родственники успевают дать правильную телеграмму, а зек считается надёжным и числится у администрации на хорошем счету. И его отпускают.

Но и тут не обходится порой без сюрпризов. Однажды уехавший на похороны осужденный не вернулся к назначенному сроку. Сообщать в управление и милицию начальник колонии спешить не стал – тогда дело завертится официально, и «колотушек» от начальства уже точно не избежать. Ранним утром послали на поиски четверых наших сотрудников.

Только к обеду, чудом не застряв в ужасной грязи, доехали они до нужной деревни. Спросили у местных про «потерявшегося» жулика.

— А вон он, коров за деревней пасёт, — показали им дорогу мальчишки.

И точно, зек, живой и здоровый, мирно проводил время на цветущем лугу. Никуда бежать он, как оказалось, и не думал. Просто местный фельдшер пообещал выписать ему справку о болезни, и зек простодушно решил, что такой филькиной грамоты будет вполне достаточно, чтобы ещё недельку побыть дома.

Пока наши ребята говорили с нерадивым подопечным, на краю деревни начал скапливаться пьяный народ с явной целью не дать увезти земляка. Поэтому сотрудники сочли за благо усадить жулика в машину, и, никуда не заезжая (даже попрощаться), на всех парах отвезли его назад колонию. Больше всего они боялись застрять вблизи от деревни – уж больно оживлённо толпились у околицы местные мужики. А жулик даже не был потом наказан, ведь вся эта история официальной огласки не получила.

А вообще, чтобы отпустить зека в отпуск, начальнику отряда надо две недели ходить по кабинетам и собирать кучу подписей. Никто сразу не подписывает, все хотят сперва поглядеть личное дело осужденного (но не сразу, а на днях). Потом нужно ехать с этими бумагами и личным делом в прокуратуру и просить за жулика у прокурора. В общем, жуть!

Зато когда не хочешь ненадёжного зека отпускать, всё делается буквально за два часа. На фразу: «Надо сперва дело поглядеть…» говоришь «Да я отказ хочу оформить», и всё – бежишь с подписью дальше. А когда возвратишься от прокурора, вызываешь к себе жулика и говоришь ему что-нибудь вроде: «Я за тебя горой стоял, но ты им всем не иначе чем-то насолил! Ни в какую не подписывают!», и протягиваешь для ознакомления заключение об отказе.

По-человечески жульмана жалко, но ловить его потом тоже как-то не хочется…

«Раскинулась зона», или

Музыкальная пауза – 2

В классическом варианте эта песня — про кочегара, в менее классических — про студента и туриста. Добавляю в народную копилку ‘арестантский’ вариант.

Раскинулась зона широко… Заборы высоки кругом. А срока конец так далёко, Что лучше не думать о нём…

‘Браток, не могу я ночами уснуть, — сказал арестант корефану. — Так хочется выпить, хотя бы чуть-чуть, Что мочи нет, гадом я стану!

Два года назад я на зону попал, И восемь ещё я здесь житель. Сегодня наполню я влагой бокал И выпью простой растворитель’.

‘Опомнись! — ему говорит старый друг. — Ведь это же просто отрава! А если живым ты останешься вдруг, То будет тебя ждать расправа.

Начальник отряда бумагу подаст. Хозяин подпишет решенье. Полмесяца карцера точно он даст За это твоё прегрешенье’.

Но друг не послушал и всё же налил Напиток в железную кружку. В четыре глотка у станка осушил И рухнул на грязную стружку.

К нему подбежала бригада его. В санчасть отнесли бедолагу. Но доктор поделать не смог ничего, О смерти составил бумагу.

Напрасно старушка родимого ждёт. Ей скажут — она зарыдает. А сын её нынче ногами вперёд Ворота тюрьмы покидает.

1998

Наказания. От беседы до выговора

А как же можно наказать осужденного? И вообще, как это всё оформляется официально?

Чтобы зафиксировать нарушение режима отбывания наказания, дежурный наряд – обычно это два контролёра из дежурной смены – проходя по отрядам, записывает нарушителей на бумажку, а придя обратно на вахту, пишет на них «акта». У нас для этого был специальный резиновый штамп размером на пол-листа формата А-4, с помощью которого изготавливались бланки для этих самых «актов». В бланке есть место для даты, для должностных лиц, составивших его, и для описания собственно нарушения. Бумагу для актов приносили обёрточную – из промзоны, а дневальный вахты нарезал её приблизительно по размеру стандартного листа. Кстати, как раз на такой бумаге написал я когда-то свой рассказ «Маргарита и Маргарин» — историю неудавшейся любви. Так что этот рассказ – не только про зону, но и написан был в зоне (когда я дежурил по ШИЗО-ПКТ), и даже на зоновской бумаге! Кто заинтересуется, может найти его по поиску (а то по правилам нашего сайта, вроде бы, нельзя давать ссылки на сторонние ресурсы) – моя фамилия и название рассказа. Кстати, вот Вам преимущество редкой фамилии!

Утром написанные за сутки акта (у смен, надо сказать, была норма на количество зафиксированных нарушений) приносились к зам. начальника колонии по безопасности и оперативной работе. Он их отписывал начальникам отрядов. После этого акта регистрировались в специальном журнале (сшитом вручную всё из той же обёрточной бумаги и разлинованном шариковой ручкой). Когда начальники отрядов забирали их, то расписывались за каждый акт.

Придя в отряд, начальник отряда вызывал нарушителей по одному. На некоторых актах он писал «Ограничился беседой» — то есть это нарушение оставалось без наказания. На некоторые выносил своей властью одно из двух взысканий, которые позволено накладывать начальнику отряда – «Предупреждение» или «Устный выговор» (честно говоря, никогда не мог понять, чем они отличаются). Эти взыскания мелкие, и могут помешать зеку разве что получить какое-нибудь поощрение или выйти на УДО. Но мелкие взыскания и снять легко – это отрядник может также сделать самостоятельно.

Более серьёзное взыскание – выговор (письменный). Его может наложить только один из замов начальника колонии (или сам начальник колонии – на жаргоне – «хозяин»). От взыскания этого жулику тоже ни холодно, ни жарко, и применяют его обычно просто для того, чтобы было больше оснований назначить при следующем нарушении штрафной изолятор (чтобы любой проверяющий видел, что нарушителя не сразу подвергли серьёзному наказанию, а постепенно, по нарастающей). Да и снять письменный выговор труднее, чем то же предупреждение.

Ну и наконец – водворение на срок от 1 до 15 суток в штрафной изолятор или перевод от 1 до 6 месяцев в помещение камерного типа. Взыскания эти серьёзные, обоснованность их проверяют (особенно, видимо, теперь, в век торжества демократии и гуманизма), так что тут имеется много нюансов.

Деление осужденных по «мастям»

Когда-то, во времена СССР, одним из самых грубых нарушений режима отбывания наказания был невыход на работу. Ко времени моего поступления на службу экономика новой России сильно просела, и труд осужденных стал маловостребованным. Работа в промзоне или в обслуге жилой зоны стала практически привилегией (кроме, пожалуй, уборщиков отрядов), и невыходы прекратились сами собой.

Другое дело – работа неоплачиваемая. Я имею в виду дежурства в порядке очереди по статье 41 Исправительно-трудового кодекса (с 1997 года – по статье 106 Уголовно-исполнительного кодекса). Заключались они в том, чтобы подмести кусок плаца или локального двора, а зимой – убрать снег и т.д. Работа вроде бы несложная и нетяжёлая. И, несмотря на это, от неё отказывались довольно многие осужденные, хотя за такой отказ практически сразу же можно было схлопотать несколько суток штрафного изолятора!

А дело было в том, что осужденные сами себя делят на три основных «масти». Ниже всех в этой иерархии стоят «обиженные». (Журналистов, которые прочтут эти заметки, заклинаю не называть их в своих статьях «пассивными гомосексуалистами»! Это неправильно. На самом деле «обиженные» — это, скорее, просто ниже всех стоящая каста, и довольно многие из них попали в неё без … этого.) Потом идут «мужики» — это обычные работяги, так сказать, средний класс колонии. И, наконец, «блатные», они же «отрицаловка». От принадлежности к этой масти они имеют много плюсов, но за это должны неукоснительно следовать «воровским традициям». А по таким традициям подметать и вообще как-то участвовать в уборке на общественных началах – страшное «западло»!

Что интересно, в камерах ШИЗО или ПКТ, где сидят эти самые блатные – всегда идеальная чистота. То есть для себя прибираться не только можно, но и нужно (а жить в грязи – как раз «западло»)!

Вспоминаю такой случай. Как-то раз летом в помещениях ШИЗО и ПКТ шёл ремонт. В один из дней осуждённых по очереди с вещами переводили на несколько часов в другую камеру (на жаргоне – «хату»), а их «родную» хату в это время белили. После того, как побелка немного подсыхала, зеков переводили обратно. Убирать следы побелки им предстояло самостоятельно.

В тот вечер я дежурил по ШИЗО-ПКТ, и присутствовал при осмотре начальником колонии результатов ремонта. И если в камере у случайно попавших в ШИЗО «мужиков» от побелки были кое-как протёрты только стол и табуретки, да ещё откидные нары, то у «блатных» следы извёстки были уже почти не видны. И это притом, что тряпок им практически не дали! На тряпки «отрицаловка» пустила даже какие-то свои вещи! Они полдня усердно трудились, и теперь, вероятно, с удовлетворением наблюдали дело рук своих.

Но, увы, жизнь полна контрастов!

— Крылов! Что ж ты так хреново побелил?! – отругал начальник колонии инспектора хозяйственного отдела. – Завтра будешь перебеливать!..

И когда толстая железная дверь уже закрывалась, я успел увидеть потрясённые лица представителей отрицательной группировки. И если бы в тот момент среди нас оказался какой-нибудь выдающийся художник современности, то он непременно написал бы картину на этот сюжет. И толпы зрителей стояли бы перед ней в «Третьяковке», начисто проигнорировав «Грачи прилетели», «Трёх богатырей» и даже «Бурлаков на Волге».

Как сажали при полковнике Зубкове

За что же вообще в моё время сажали жуликов в штрафной изолятор? Да, как правило, за какие-нибудь грубые нарушения (драку, например, учинил – только оформляли как-нибудь по-другому, чтоб уголовное дело не возбуждать). Или за сопротивление дежурному наряду. Или за то, что во время вечерней проверки где-то в другом отряде оказался. Или за не грубые, но зато систематические нарушения – надо же как-то остановить подобное безобразие!

В первый год моей службы колонией руководил полковник Зубков – чрезвычайно самобытный человек. Помню, оперативные совещания по понедельникам тянулись по два-три часа только из-за того, что по каждому вопросу начальник выдавал длинный, не лишённый юмора монолог, с красочными примерами, воспоминаниями из опыта работы и т.д. и т.п. Сотрудники в тот период называли оперативные совещания «театром одного актёра».

И то же самое происходило, когда начальники отрядов приводили своих провинившихся жуликов «на посадку» (водворять в ШИЗО или ПКТ может только сам начальник колонии, либо лицо, официально его замещающее). Если «хозяин» был в благодушном настроении (а это случалось с ним нередко), то в 99% случаев он читал зеку длинную лекцию, как правильно нужно вести себя по тюремной жизни (на что зек, конечно же, робко кивал головой и поддакивал), потом говорил начальнику отряда: «Да не нужно его пока сажать, подпишу-ка я ему выговор», — и довольный нарушитель шёл обратно в отряд.

Вот поэтому-то – а закон даёт 10-дневный срок на принятие мер по нарушению режима – начальники отрядов, полностью оформив материал на ШИЗО, не торопились вести зека к «хозяину». Обычно вечером делал это только кто-то один, у кого кончался тот самый 10-дневный срок. И когда этот отрядный вместе с нарушителем выходил из кабинета начальника колонии, остальные спрашивали его: «Ну как?!» Если отрядник грустно мотал головой и отвечал: «Выговор», остальные в тот день нарушителей не водили. А если тот весело улыбался и говорил: «Пять суток!», то остальные офицеры отдела воспитательной работы наперегонки неслись к телефонному пульту оперативного дежурного, звонили в свои отряды завхозам и давали команду срочно вести на вахту нарушителей. «Сажательного» настроения «хозяина» упускать было нельзя! Все знали: уж если посадил одного – посадит всех!

Love story

Любовь и тюрьма – как-то не очень совмещаются в жизни эти понятия. И когда видишь очередную женщину, с трудом несущую тяжёлые сумки с передачей для сидящего мужа, задумаешься: что это – любовь, привычка, а, может быть, страх?

Разве что, вспоминается одна история…

Когда-то давно, совсем недолго, в моём отряде сидел молодой осуждённый. Я даже не помню сейчас, как его звали. Кажется, Димой, как и меня.

С женской точки зрения он, конечно же, должен был быть очень красив. Высокий, мускулистый, чёрными курчавыми волосами походил на цыгана. По тюремной жизни он был «блатной», и, как и все представители этой касты, одет был всегда в новую форму одежды, которую носил аккуратно и даже с каким-то щегольством.

Как прочие «представители отрицательной группировки», локальный двор отряда или общий плац подметать он отказывался, поэтому я регулярно оформлял на него материалы в штрафной изолятор.

Когда я вёл его на первую «посадку», он вспомнил, что забыл отдать на сохранение соседям по отряду нательный крест (в ШИЗО их носить тогда не разрешали). Крест этот был довольно большой, художественно сделанный, и, видимо, серебряный. Вообще, изделия из серебра, золота, или других драгоценных металлов осужденным иметь запрещено. Но крест… В общем, я не стал уточнять, просто отдал крест в отряд. Да и было понятно, что в карты Дима играть на него не станет.

По закону между осужденными, сидящими в разных колониях и не являющимися близкими родственниками, переписка запрещена, однако может быть разрешена начальником колонии или его заместителем. В первые же дни Дмитрий принёс мне заявление с просьбой разрешить ему переписываться с какой-то девушкой, сидящей в женской зоне в другой области. Замполит подумал, подумал, потом сказал: «Да Бог с ними, пусть переписываются, запрещать – противоречило бы воспитательным целям» — и заявление подписал. То же самое, видимо, было и в её колонии.

Когда у нас заболели сразу обе женщины-цензора, я поневоле читал всю переписку осуждённых, и прочел, в том числе, письмо этой девушки. Это было любовное послание, написанное очень горячо. Помню, в нём она сильно ругал «ментов».

А закончилось всё внезапно и трагично. Кто-то пронёс (или как-то скрытно передал в вещах) наркотики в ту камеру ПКТ*, где сидели Дмитрий и ещё два осуждённых. Все трое употребили слишком большую дозу. Один оклемался сам, другого откачали врачи. А Дима умер.

Я помню, какие крупные слёзы катились из глаз того сокамерника, который оклемался сам. Он стоял на вахте, ожидая вызова на допрос к оперативникам. Было видно, что всё ещё не отошёл от «кайфа». Дрожащими руками пытался поджечь сигарету (ему разрешили). И молча плакал.

Что стало с любившей Диму девушкой, кто, когда и как сообщил ей о его гибели – я не знаю…

Вот и вся тюремная love story, печальная, как и всё, связанное с этими проклятыми Богом местами.

_____

*ПКТ – помещение камерного типа, куда на срок от 1 до 6 месяцев переводятся злостные нарушители режима отбывания наказания

Плач «заочницы»

(Музыкальная пауза – 3)

В первой половине 90-х годов не было ещё в отрядах нашей колонии видеомагнитофонов. И программ по телевизору можно было посмотреть раз-два, и обчёлся. Зато на местном городском телевидении, хоть городок-то совсем небольшой, регулярно выходила в эфир программа музыкальных поздравлений.

Жулики, которые, как ни крути, тоже невольно являлись жителями нашего города, часто смотрели эту передачу, слушали песни и слова поздравлений перед ними. Как сказал мне один из них: «Дмитрий Алексеевич, я никогда не был в Вашем городе, но у меня такое впечатление, что я уже всех здесь знаю. И кто кому приходится родственником, и у кого когда день рождения!»

И была среди полюбившихся народу музыкальных композиций красивая песня «Кораблик любви» очень популярной тогда группы «Фристайл». Вот её-то мелодию и взял я для песни, включенной в мою мини-пьесу «Героическая профессия».

Будь проклят этот день и этот час, Когда я объявление дала, Что не хватает мне любимых глаз, Что я хочу семейного тепла! Ах, если б не проклятый тот журнал, То никогда б не повстречались мы! Гранит бы даже зарыдал, Когда бы письма прочитал, Которые писал ты из тюрьмы!

Мне говорили: «Там хороших нет! Посылки тянут, изверги, из нас!» Но ты затмил как будто мне весь свет. Я так ждала тебя — и дождалась!.. Зато потом, опомнилась когда, С трудом тебя, пьянчугу, прогнала! И безутешно дождь рыдал, Когда мой дом ты покидал, Стащив четыре ложки со стола.

Свободен путь, любимый мой, плыви! В моей душе осталась пустота. Тверди другим дурехам о любви, А я уже по горло ей сыта! Когда-нибудь, мотая новый срок, Ты вновь займешься поиском жены… И пусть тогда тебе кусок Полезет в горло поперек, И кипяток прольется на штаны!

История о том, как один зек весь отдел воспитательной работы затерроризировал

Во многих регионах России в ходу слово «колготИться». Означает оно «беспокоиться, суетиться, хлопотать». Ну и, соответственно, имеются и однокоренные слова: колготА, колготнОй. Вот таким колготным с молодости был у нас начальник отряда Кречетов.

Наверное, никто и никогда не видел его в состоянии абсолютного спокойствия. Вечно он куда-то спешил, вечно был загружен какой-то работой. Передвигался всегда быстрым шагом, чуть ли не бегом. Всякие бумаги, даже те, которые другие начальники отрядов поручали вести завхозам – писал сам (что, в общем-то, понятно, так как завхозы оформляли их обычно крайне безграмотно, но ведь всё равно эти бумаги – никому не нужная фикция).

Рассказывали, что выходил Кречетов однажды с полной папкой документов из отряда, и увидел, как жулик – неторопливо, не особо утруждая себя – белит стену. Начальник отряда, душа у которого сразу же заболела при виде такого отношения к делу, остановился и стал давать советы. Зек оказался крайне бестолковым (а скорее всего, ему просто не хотелось стараться), и тогда Кречетов отложил в сторону папку, скинул китель, и стал показывать на собственном примере, как надо правильно белить. И пока он, поминутно спрашивая «Понятно?», объяснял жулику тонкости малярного ремесла, тот, весьма довольный, курил в сторонке.

В те же времена, о которых сейчас пойдёт речь, поступил к нам на службу Саша Быков. Много лет работал он экономистом на одном предприятии, пока не попал под сокращение. Устроиться на работу ему удалось к нам в колонию, инструктором по воспитательной работе. Вообще-то должность эта предполагает, что человек, занимающий её, до тонкостей знает работу начальника отряда, помогает отрядным в работе, и вообще всячески организует воспитательный процесс в масштабах колонии. Саша всего этого не знал, но так как был человек крайне добросовестный, тут же взял у начальника отдела (а им в это время как раз стал упомянутый выше майор Кречетов) разнообразные нормативные документы и засел за их изучение. А надо сказать, что «практикующие» начальники отрядов большинство из этих документов хорошо если один раз поглядели «по диагонали». Ясно же, что сочиняли их кабинетные теоретики в Москве, которым живого зека покажи – испугаются до полусмерти! Есть «Уголовно-исполнительный кодекс РФ», есть «Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений» — вот это нужные вещи, а всё остальное – от лукавого!

Ну и наконец, третий герой нашего нынешнего рассказа – зек по кличке «Продюсер», которому вскорости подходило УДО. И хотя в личном деле Продюсера кроме благодарностей отродясь ничего не было, но на всякий случай он хотел выслужиться. А может быть (как считали отрядные) двигали им и другие причины.

И вот это трио, движущей силой которого был Продюсер, в течение примерно полугода просто-таки терроризировало весь личный состав отдела воспитательной работы.

Началось всё с конкурса рисунков на асфальте. Продюсер сочинил сценарий мероприятия, Саша Быков добросовестно вставил его в график, Кречетов подписал и утвердил у начальника колонии. Успех мероприятия был полный! Потешалась вся зона. Зеки глядели со вторых этажей отрядов, по очереди подходили к окошкам в дверях локальных участков. Да и все более-менее свободные сотрудники высыпали посмотреть, как татуированные дяди далеко не пионерского возраста цветными мелками изображают на асфальте колонийскогоплаца… Честно говоря, я уже не помню, какая именно была тема рисунков, но что-то сугубо воспитательное.

Затем Продюсер придумал провести в зоне – вдумайтесь! – эстафету по бегу. Как шутили сотрудники: «А победителям в нагрузку к призу – красную полосу!» (наклонная красная полоса рисуется на личном деле и на табличке койки у склонных к побегу). Эстафету зеки бежали от вахты до второй внутренней вышки и обратно. Плац колонии для таких соревнований оказался всё-таки тесноват, и на повороте, у входа в третий отряд, два бегуна столкнулись лоб в лоб. Но дело обошлось без травмы, а потому Продюсер продолжил свою «подрывную» деятельность.

Я уже не помню всех тех задумок, которым он дал жизнь в тот период (две наиболее эффектных я описал), но самым муторным для отрядников была его идея о том, что просмотр фильмов в клубе – это ведь тоже воспитательное мероприятие!

Раньше ведь было как. Когда по графику подходил черёд очередного отряда, завхоз собирал десяток желающих и вёл их в клу

Безопасность | Glassdoor

Мы получаем подозрительную информацию от вас или от вашего лица
интернет сеть. Пожалуйста, помогите нам сохранить Glassdoor в безопасности, подтвердив, что вы
реальный человек. Приносим свои извинения за неудобства. Если вы продолжаете видеть это
сообщение, пожалуйста, напишите
чтобы сообщить нам, что у вас проблемы.

Новый помощник Glassdoor sécurisée

Nous avons reçu des activités подозрительно отдает предпочтение
возобновить интернет.Aidez-nous é préserver la securité de Glassdoor en vérifiant
Que vous êtes une vraie personne. Простите за неудобство. Si Vous
продолжить сообщение, отправить посланника по электронной почте
Изысканный информер.

Unterstützen Sie un beim Schutz von Glassdoor

Wir haben einige verdächtige Aktivitäten von Ihnen oder jemandem, der in Ihrem
Интернет-Netzwerk angemeldet ist, festgestellt. Битте Хелфен Sie uns Glassdoor zu
schützen, Indem Sie bestätigen, dass Sie ein Mensch und kein Bot sind.Wir entschuldigen
uns für die Unannehmlichkeiten. Вен Дизе Мелдунг Вайтерхин Эршайнт, Сенден Си Битте
Eine E-Mail

.

Безопасность | Glassdoor

Мы получаем подозрительную информацию от вас или от вашего лица
интернет сеть. Пожалуйста, помогите нам сохранить Glassdoor в безопасности, подтвердив, что вы
реальный человек. Приносим свои извинения за неудобства. Если вы продолжаете видеть это
сообщение, пожалуйста, напишите
чтобы сообщить нам, что у вас проблемы.

Новый помощник Glassdoor sécurisée

Nous avons reçu des activités подозрительно отдает предпочтение
возобновить интернет.Aidez-nous é préserver la securité de Glassdoor en vérifiant
Que vous êtes une vraie personne. Простите за неудобство. Si Vous
продолжить сообщение, отправить посланника по электронной почте
Изысканный информер.

Unterstützen Sie un beim Schutz von Glassdoor

Wir haben einige verdächtige Aktivitäten von Ihnen oder jemandem, der in Ihrem
Интернет-Netzwerk angemeldet ist, festgestellt. Битте Хелфен Sie uns Glassdoor zu
schützen, Indem Sie bestätigen, dass Sie ein Mensch und kein Bot sind.Wir entschuldigen
uns für die Unannehmlichkeiten. Вен Дизе Мелдунг Вайтерхин Эршайнт, Сенден Си Битте
Eine E-Mail

.

Безопасность | Glassdoor

Мы получаем подозрительную информацию от вас или от вашего лица
интернет сеть. Пожалуйста, помогите нам сохранить Glassdoor в безопасности, подтвердив, что вы
реальный человек. Приносим свои извинения за неудобства. Если вы продолжаете видеть это
сообщение, пожалуйста, напишите
чтобы сообщить нам, что у вас проблемы.

Новый помощник Glassdoor sécurisée

Nous avons reçu des activités подозрительно отдает предпочтение
возобновить интернет.Aidez-nous é préserver la securité de Glassdoor en vérifiant
Que vous êtes une vraie personne. Простите за неудобство. Si Vous
продолжить сообщение, отправить посланника по электронной почте
Изысканный информер.

Unterstützen Sie un beim Schutz von Glassdoor

Wir haben einige verdächtige Aktivitäten von Ihnen oder jemandem, der in Ihrem
Интернет-Netzwerk angemeldet ist, festgestellt. Битте Хелфен Sie uns Glassdoor zu
schützen, Indem Sie bestätigen, dass Sie ein Mensch und kein Bot sind.Wir entschuldigen
uns für die Unannehmlichkeiten. Вен Дизе Мелдунг Вайтерхин Эршайнт, Сенден Си Битте
Eine E-Mail

.

Безопасность | Glassdoor

Мы получаем подозрительную информацию от вас или от вашего лица
интернет сеть. Пожалуйста, помогите нам сохранить Glassdoor в безопасности, подтвердив, что вы
реальный человек. Приносим свои извинения за неудобства. Если вы продолжаете видеть это
сообщение, пожалуйста, напишите
чтобы сообщить нам, что у вас проблемы.

Новый помощник Glassdoor sécurisée

Nous avons reçu des activités подозрительно отдает предпочтение
возобновить интернет.Aidez-nous é préserver la securité de Glassdoor en vérifiant
Que vous êtes une vraie personne. Простите за неудобство. Si Vous
продолжить сообщение, отправить посланника по электронной почте
Изысканный информер.

Unterstützen Sie un beim Schutz von Glassdoor

Wir haben einige verdächtige Aktivitäten von Ihnen oder jemandem, der in Ihrem
Интернет-Netzwerk angemeldet ist, festgestellt. Битте Хелфен Sie uns Glassdoor zu
schützen, Indem Sie bestätigen, dass Sie ein Mensch und kein Bot sind.Wir entschuldigen
uns für die Unannehmlichkeiten. Вен Дизе Мелдунг Вайтерхин Эршайнт, Сенден Си Битте
Eine E-Mail

.